В середине лета мы с Лёхой, как нормальные белые люди, решили полететь в Грецию. Это как Турция или Египет лет десять назад, только теперь ты можешь говорить друзьям, что гонял в Европу. А это уже новый уровень понтов. Нет, я не поклонник дешевого выебона (на самом деле не имею ничего против оного).
Эта история не про то, как мы валялись на пластиковых шезлонгах (арендуемых за пять долларов в час). И уж точно не про то, как мы бесконтрольно напивались, отдаваясь воле ол-инклюзива. До Греции мы в итоге долетели, но приключения наши начались чуть раньше.
Стюардесса бродила меж рядов со своей тележкой, предлагая напитки. Мы с Лёхой сидели (я у окна, он — у прохода), переговариваясь о том, что на самолеты берут весьма привлекательных особ, и это подло, ведь в реальной жизни телки выглядят куда хуже. Эти разговоры мы называли диалогами-о-том-что-правильно-и-нет.
Мне захотелось поссать, поэтому пришлось перелезть через Лёху, который слегка нервничал в полете. Я прошел в неудобный туалет, где над унитазом висела какая-то херня, так, что справляя нужду приходилось наклоняться назад. Открывая дверь я случайно подслушал разговор стюардесс (рядом с уборной находилось огороженная занавесками зона, где они располагались).
— Римка, серьезно, он бухой! — шептала одна.
— Да быть не может! — вторая отвечала так же.
— Мы упадем, я тебе говорю, пока незаметно, но нам всем каюк.
— То есть он еще в состоянии?
— Они там закрылись и бухают, у Витьки вроде жена родила больного что ли, я не поняла. Мы нихрена не приземлимся!
— Что делать-то?
— Да молчи! Не дай бог, кто узнает, такой шухер начнется. С родными попрощайся, блин, — в голосе первой, чьё имя я не знал (вторая, очевидно была Римой), сквозила какая-то обида, разочарованность, но никак не страх и паника.
Я открыл дверцу-гармошку, обе девушки резко обернулись на меня.
— Мне виски, пожалуйста, — сказал я и показал пальцем в сторону своего места.
— Вы в эконом-классе, алкогольные напитки не входят, — откликнулась Рима.
— Бутылку, — ответил я.
— О`кей, без проблем, — первая опередила коллегу, — какая уже нахер разница?
— И сухариков каких-нибудь.
— Ладно, ладно, — профессионально улыбнулась стюардесса.
Я прошел на свое место, перелез через Лёху, который изучал инструкцию по действиям в экстренных ситуациях, плюхнулся в кресло.
— Ну как, успешно? — улыбнулся Лёха.
— Пилот бухой, самолет падает, мы скоро сдохнем, — рубанул я правду-матку.
— Обидно, — он пожал плечами (не поверил мне).
— Нам сейчас принесут бутылку виски и сухарики.
— В самолете? Их уволят нахер, долбанулся?
— Ага, уволят. Посмертно.
Девушка не заставила себя долго ждать, приведя Лёху в недоумение. Отдала мне в руки литровый «Ред Лейбл» и тарелочку с миксом орешков и всяких снеков.
— Удачного полета, — сказала она с улыбкой (сама невозмутимость, надо же, вот это профессионализм).
— А вот и виски, — крякнул я, откручивая крышку.
— И орешки… — Лёха немного подохерел.
— А стаканчики не надо, спасибо, — ответил я на жест девушки, — мы лучше так. Так как-то ламповее, не находите?
— Угу, — она сжала губы и кивнула.
— Давай на ты, чего уж там, — я протянул ей открытую бутылку.
Девушка на секунду замялась, затем взяла предложенное и на глазах у изумленной публики опрокинула в себя, сделав несколько серьезных глотков.
— Фух! Света, — сказала она на выдохе и вернула сосуд в мои руки.
— Саша, очень приятно.
— Ладно, я пойду, — Света, вероятно, сама не ожидавшая от себя подобного подвига, развернулась и прошла за занавеску.
— Ага, давай, — я проводил её взглядом, отпил виски, предложил Лёхе.
— Походу, все правда херово, — сказал он в пространство, не глядя схватил бутылку, присосался на несколько секунд, отдал мне.
— Точно. Предлагаю нажраться и расслабиться.
— Нет, — сказал Лёха серьезно, — я должен трахнуть стюардессу.
— Прикольно.
— Ты со мной?
— Мой организм придерживается мысли, что когда самолет падает, то вместе с ним падают все части моего тела вместе и каждая по отдельности, — ответил я, — так что нет, я не с тобой.
— Как знаешь, — Лёха уже не думал обо мне, встал и проследовал за стюардессой.
Люди начинали переговариваться и обсуждать нас. Поначалу меня это забавляло, но минут через десять я устал от всей этой тягомотины и решил проверить, как дела у товарища.
Что ж, замысел свой он исполнял изрядно. Двери туалета были приоткрыты, а та, которую звали Римой, сидела на раковине, и Лёха меж её ног. Он старался как мог, ритмично двигаясь туда-сюда. Света стояла рядом с уборной, с интересом наблюдая за происходящим. В руках у неё был пластиковый стаканчик с вином. Она улыбалась, а от уголков её рта по щекам шли бордовые полоски, от чего становилось ясно, что стаканчик-то далеко не первый.
— Завидую я их беззаботности, — Света повернулась ко мне.
— Да уж, — я кивнул, — ну мы с тобой тоже ничего, — я приподнял бутылку в дружественном жесте, она в ответ подняла стакан.
— Воистину, — мы чокнулись.
«Эй! Хаха! — донеслось из громкоговорителей (или как там их теперь называют?), — Хьюстон, мы падаем! Хьюстон, это очень херово, вухаха! Хьюстон!»
— Ой, блядь, — Света закрыла глаза рукой, — ну так-то зачем?
— Не осуждай его, каждый развлекается так, как умеет.
— Вот только не каждый при этом гробит сотню-другую человек.
— Туше, — мы снова чокнулись.
Света пошла успокаивать пассажиров, говорить, что поводов для паники нет и так далее. Я размышлял о том, что выглядит она не очень-то убедительно со своей шатающейся походкой, бокалом вина в руке и бордовой улыбочкой. Лёха продолжал трахать стюардессу. Пассажиры кричали, кто-то требовал парашют. Хьюстон молчал.