Меня зовут Роман, я родился в тысяча девятьсот девяностом году в Донецке, что на востоке Украины. Прожив в нем двадцать два года, я уехал в Китай, а через год в столице начался Евромайдан, в результате которого президент страны Янукович покинул свой пост и власть перешла к временному правительству. В Донецке начались протесты, длившиеся несколько месяцев.
Так, шаг за шагом, началась война.
За всем этим сумасшествием я наблюдал из далекого Китая. Я помнил первый Майдан десятилетней давности: люди сходили сума, ссорились из-за политики. Мои родители даже умудрились развестись. С тех самых пор я стал относиться к политическим спорам с некоторой брезгливостью.
После двух лет в поднебесной я перебирался работать в США. В Киеве нужно было решить кое-какие формальности с документами.
У меня было время, чтобы съездить домой.
В конце две тысячи двенадцатого года я уезжал из густонаселенного развитого мегаполиса, только что принявшего чемпионат Европы по футболу, а спустя два года возвращался в изолированный, полупустой Донецк, на окраинах которого шли военные действия.
.
***
.
ДЕНЬ 0. ДОРОГА.
Когда Донецк превратился в Донецкую республику, почти все мои друзья покинули город: Москва, Одесса, Башкирия, и, конечно же, Киев.
По приезде в столицу я несколько дней беспробудно гулял. Долгожданная встреча с друзьями. Позволяли цены — после Китая все казалось мне неприлично дешевым.
Друзья переживали и отговаривали ехать в Донецк. Двадцать седьмого декабря мы шумной компанией отправились на вокзал, и я, прихватив с собой минералки, вечерним поездом отбыл в Мариуполь.
В купе со мной ехала бабушка, парень-ровесник и юная симпатичная цыганка.
— Ой, я так боюсь. Еду в Ростов к жениху через Донецк. А там меня супаратисты не расстреляют за то, что я в Россию еду?
— Так они ж, это самое, наоборот. За Россию.
— Да? А я по телевизору слышала, что супаратисты против. Меня точно не убьют?
Потом она еще уморительно рассказывала про жениха, которого не видела ни разу в жизни, и прочие особенности цыганского народного фольклора. Я задремал со счастливой улыбкой на лице. Родной дурдом.
Несмотря на все протесты, мать приехала встречать меня в Мариуполь.
— Ну почему ты бороду не сбрил? Ты с ней на чеченца похож.
Она с трудом сдерживала слезы. Ей казалось, что из-за бороды на блокпостах могут возникнуть проблемы.
— Все будет хорошо.
Перекусив в ближайшей забегаловке, мы вызвали такси и приехали на автовокзал. Наша маршрутка была сильно нагружена сумками. В условиях блокады предприимчивые женщины подрабатывали челноками.
— Ну, с богом.
Через двадцать минут пути мы остановились на украинском блокпосту. Военный попросил всех мужчин выйти из машины. Нас было трое.
Осмотр проводил молодой парень при полной боевой амуниции. Изучал паспорта, задавал общие вопросы. Быстро закончив с остальными, он подошел ко мне.
— Откуда едешь?
— Из Китая.
— Учишься?
— Работаю.
— Кем работаешь?
Последний месяц выступал в клубах, играя на бутафорской бас-гитаре.
— Учителем английского.
— Так. Что с рукой? — спросил он, кивнув на правую кисть.
— В поезде кипятком ошпарил.
Он продолжал крутить мой паспорт в руках. На одной из страниц был оторван уголок. Подозвал старшего сослуживца. Тот внимательно меня осмотрел.
— Смотрю я на твою бороду и пристрелить тебя хочется.
— Шучу, — добавил без эмоций, — мудацкие казачки такие бороды носят.
Он вернул паспорт, и мы поехали дальше.
Довольно быстро на горизонте появился следующий блокпост. Я соображал, какие вопросы мне могут задать ополченцы.В паспорте стояла донецкая прописка. Загран с китайской визой лучше спрятать.
Серое небо, бесконечная, унылая степь, редко высаженные тополя вдоль дороги. Я скучал по этим пейзажем.
Маршрутка остановилась.
— Может, не будут выводить. Раз на раз не приходится. Если что, ты же смотри — не хами им там.
Я улыбнулся. Мать, похоже, принимала меня за Тони Сопрано.
Резко открыв дверь, ополченец с Калашниковым через плечо залез одной ногой в салон и осмотрелся.
— Ты, ты и ты на выход с документами, — полукриком, указав пальцем на меня и остальных мужчин.
Мы стали в ряд у обочины. Молодой исчез. Подошел военный постарше, нервными движениями собрал документы.
Он открыл первый паспорт.
— Сенников Григорий Михайлович!
— Я.
Военный подошел в упор к мужчине справа от меня. Посмотрел на фото, затем в глаза.
— С какой целью посещаем Донецк? — спросил он, повернув голову куда-то в сторону.
— Работаю на Норде, там удостоверение.
— Так. Инженер?
Мужчина кивнул. Он отдал документы и отправил его назад в маршрутку.
— Савчук Роман Викторович!
Теперь он стоял в метре от меня. Посмотрел на фото, потом в глаза.
— Что за борода, ты ополченец?
— Нет.
— Откуда, с какой целью едешь в Донецк?
— В Мариуполе маму встречал.
— Ну, с тобой мы еще побеседуем.
Солдат сплюнул и подошел к третьему, оставив у себя в руках мой паспорт. Он быстро отпустил студента в машину. Остался я один.
Вернулся молодой ополченец. Закурив, стал сверлить меня взглядом.
Старший продолжил допрос:
— Я спрашиваю еще раз, откуда едешь, с какой целью.
— В Мариуполе маму встречал. Еду домой.
— Чем занимаешься в Донецке?
— Работаю…
Он меня не слушал.
— Что за борода, ты что ополченец?!
— Нет.
— Бороду могут носить только ополченцы. Хочешь сбрею? — из нагрудного кармана появился нож. Он дотронулся лезвием до моего подбородка.
— Нет, спасибо.
— Сбрить?!
— Нет, спасибо.
Он убрал нож.
— Тащи сюда свои вещи.
— Я без вещей ехал в Мариуполь.
— Я сказал вещи сюда! Щас сами найдем, пиздец тебе будет.
Я залез в маршрутку. Адреналин мешал думать. Переступая сумки, я добрался до хвоста салона. Студент с любопытством наблюдал за моими движениями.
— Рома, что там происходит? — мать побледнела.
— Да разберемся…
Большую сумку я решил не вытаскивать. В рюкзаке лежала литровая бутылка воды, рулон туалетной бумаги, пара книг и пачка документов: дипломы, приписной, свидетельство о рождении.
На обочине молодой забрал рюкзак. Расстегнув все карманы, он поднял его на уровень головы и высыпал все содержимое на асфальт. Искал что-то подозрительное, ковыряясь в документах носком ботинка.
Старший сверлил взглядом, стоя в упор ко мне.
— Почему не служишь?
— Здоровье слабое.
— Что, блядь, слабое? — голос стал истеричным, — посмотри на меня, мне сорок лет почти, я тут с восемнадцатилетними детьми мерзну, думаешь у меня здоровья много?!
Он пустил глаза на мою обувь.
— Ты че берцы напялил? Ты что, служишь?! — сказал он с отупением, зачем-то раздвинув мои ноги шире несильными ударами по внутренней части стопы.
Молодой подал голос:
— Гля, шо я тут нашел, — он поднял дулом автомата мамин головной платок.
Взяв его кончиками двух пальцем он продолжал:
— Слышишь, он тут завязанный, это шо, маска?!
— Ты ультрас?! — нагнетал старший.
— Та он укроп. Ты укроп?!
Я отрицательно покачал головой. Я уже видел такие сценки в юности, когда старшие на школьном дворе пытались сбить с меня пару гривен на «Трамадол».
Из маршрутки неожиданно вышла испуганная мать.
— Ребята, я его мама, что тут произошло?
— Щас мы тебе скажем, что тут произошло.
— Мам, зайди назад, пожалуйста.
Она послушно вернулась в салон.
Молодой собрал в руки все документы и выбрал приписной.
— О, так ты еще служил! — крикнул он с поддельной радостью.
— Нет.
Передал документы старшему. Тот, внимательно прочитав все бумаги, отдал их мне и спокойно сказал:
— Ладно, собирай вещи, свободен.
Молодой тут же побежал к другой машине.
Подняв испачканный рюкзак, я быстро закинул в него вещи и пошел в маршрутку.
— А туалетную бумагу зачем оставил?
— Да грязная, и сматывать долго.
— Так ты оборви.
Я оборвал отмотанный кусок и положил рулон в рюкзак.
— Все, я могу идти?
— Да. И я тебя прошу — сбрей бороду, — сказал он по-отцовски и c силой захлопнул за мной дверь.
Я с облегчением уселся на место, приобняв дрожащую от страха мать.
— Че они к тебе пристали?
— Да ниче. Борода не понравилась.
— Тю, блин, говорила ж я тебе! Надо слушаться маму!
— Не надо было встречать меня в Мариуполе. Сам бы доехал. Ладно, все нормально.
— Дома побреюсь, — добавил я примирительно.
— Ну спасибо.
.
ДЕНЬ 1. 28.12.14
На автовокзале сновались люди в военной форме. Черный талый снег по щиколотку, грязные желтые микроавтобусы.
Мы перешли к парковке через дорогу. Вскоре на сером подержанном Ford Focus подъехал мой двоюродный брат Саша. Без сантиментов обменялись рукопожатием. Закинув сумки в багажник, сели в машину.
— Прикольные очки, под умного косишь?
— Да, помогают в переговорах. Как доехали?
— На днровском блокпосту покошмарили немного, а так нормально.
— Ужас, Сашка, я уже думала все!
— Не боитесь, тетя Тань, вытащили бы этого бородача.
Брат с трудом помещался на водительском кресле: высокий, хорошо сложенный — в бывшем легкоатлет, мастер спорта в нескольких разрядах. Три года назад серьезная травма поставила крест на его выступлениях, и он начал строить карьеру спортивного менеджера. До войны все складывалось хорошо. С началом заварушки директор предприятия, на котором он работал, покинул пост и уехал на территорию Украины. На его место назначили Сашу. Не успел он опомниться, как ему позвонили из Киева, и сказали, что отныне он пособник террористов и в Украине его ждет тюрьма.
— Там инвентаря только на три миллиона, как я мог его бросить? —возмущался брат.
Мы ехали по центру Донецка. Там, где раньше были пробки, мы мчались без помех. Ободранные билборды, пустые пешеходные зоны, закрытые магазины брендовой одежды.
— Вечером гуляем? Надо ж тебя акклиматизировать.
— Конечно. Я в порядок себя приведу, через пару часов созвонимся.
Какое-то время я просто ходил по квартире, с любовью рассматривая забытые детали домашнего уюта. За мной, виляя хвостом, следил старый шарпей Арчибальд. В углу у компьютерного стола все также висела политическая карта мира и несколько небольших ярких картинок с изображением насекомых, которые я когда-то скачал в интернете и распечатал в типографии на матовой фотобумаге. Я ухмыльнулся.
Окна возле кровати мамы, словно паутиной, были плотно заклеены широким скотчем.
— А это зачем?
— Чтоб стекла сильно не разлетались, если рядом бахнет.
— Вот оно что. В центр тоже прилетает?
— Редко конечно, но иногда бывает.
И словно нарочно, за окном раздалось несколько отдалённых разрывов.
— Сегодня пока тихо, вот вчера был дурдом.
— Я понял.
— Мы уже привыкли. Ты в чем сегодня пойдешь? Давай я поглажу.
Через пару часов позвонил брат. Он занял столик в одном из немногих работающих ресторанов.
— Через полчаса заеду.
— Добро. А кто там вообще будет?
— Лучшие представители народной республики.
На входе в заведение вместо привычной девушки хостес стоял хмурый паренек в военной форме с укороченным АКС-74 на плече. Для нас был уготовлен длинный стол в углу зала, за которым уже сидели несколько человек.
— Ну, этого армяна ты знаешь, — начал представлять меня брат.
— Ромчик, братан, привет, как дела?!
Мы обнялись. Гарик был одноклассником брата. Мы не общались близко, но жили в соседних дворах, и с детства вместе играли в футбол. До войны он работал ментом.
— Это Леха, бывший гаишник, ныне алкаш.
— Да иди ты в очко, — добродушно рассмеявшись, он протянул мне в руку.
— Рома.
— Очень приятно.
— Коля и Света, — коротко резюмировал Саша, указывая на сидевшую в обнимку пару вытянутой ладонью, словно Владимир Ильич.
В течение получаса пришли все приглашенные. Узнавал я не всех. Особенно близких, кроме Саши, не было, но я чувствовал себя комфортно. Все были настроены приветливо.
— Не так часто в нашей компании появляются новые люди. Особенно из Китая, — пояснил мне брат.
Мы сделали заказ. Я попросил присутствующих не стесняться в пожеланиях.
— Да ладно, че ты, мы тоже, вроде, не бедствуем, — без агрессии возражали парни.
— Пацаны, я в последнее время по синьке белку ловлю, так что заранее прошу прощения, — объявил Коля, и поймав на себе осудительный взгляд своей девушки, добавил, — ну что я могу сделать?
— Не пей, — резонно ответила дама.
— Не, так не прокатит, — загудели мы в ответ.
Под аккомпанемент текилы я знакомился со всеми ребятами. Быстро пьянел, становился любопытным.
Коля служил военным медиком в одном из подразделений армии ДНР. Мы вышли на курилку.
— Да что тут скажешь? Бывает очень жестко, пару раз попадал… Думал, уже все. Короче, недавно, забежали мы в какую-то школу, я стал в проем двери, мне мужики говорят: «Ты че там стал?». А я читал где-то, что так безопасней всего. «Неее, — говорят, — если попадет — пизда нам всем, иди сюда», — он рассмеялся.
— Аэропорт возьмем скоро, — добавил, бычкуя сигарету.
Никто не начинал разговор о войне или политике первым. Всем было интереснее послушать про Китай. Только иногда на улице когда где-то раздавался взрыв, разные люди обращались ко мне с одной и той же фразой:
— Ты сегодня приехал — тихо стало. Вчера у-у-у-х как долбило, стекла трусились.
Позже к нам присоединился Ваня. Здоровенный мужчина около тридцати, излучающий витальность далеко вокруг себя.
— Президент федерации спортивной борьбы, — представил мне его Саша.
Стол разделился на мелкие компании, участники которых оживленно делились самой ценной информацией на планете.
Ваня вспоминал, как собирал людей и автобусами посылал в Киев.
— Из Донецка?
— Ну.
— На Антиймадан?
— Да какой Антимайдан, — хохотнул Ваня, — я им деньги выдавал, и инструктировал.
— Во дела.
— Дела те еще, давай наливай, — резюмировал брат.
Постепенно все скатывалась в сумбур. Самые адекватные незаметно разъехались. Зато приехал Артур — он, как и Гарик, был одноклассником брата, и я неплохо его знал. Артур профессионально занимался баскетболом и мог бы сделать карьеру в спорте, но его больше интересовали безумные запои с одногруппниками из мединститута и курение ганжи по три раза на день. Широкоплечий детина под два метра, он мог выдержать то, от чего другие бы уже давно слегли с циррозом печени. С горем пополам он окончил учебу и стал работать стоматологом, что вселяло в меня некоторые опасения: я бы предпочел ходить без зубов, чем пойти лечиться к Артуру.
Он приехал уже под градусом. Мы выпили с ним пару стопок.
— Ты завтра работаешь?
— Да.
— Плохо не будет?
— А я не страдаю от похмелья, — ответил он невозмутимо.
Потом его вдруг осенило:
— Кстати, тут за двадцатку можно заказать любую песню. Вон у той девушки с ноутбуком в углу.
Мы с братом быстро сошлись на Chemical Brothers. Пытаясь перекричать «Hey boys, hey girls», Артур обратился к столу:
— Пацаны, а вы не помните, как называется трек Рем Дигги, где он в припеве поет: «Ты не накидывай пууууха, мне меда для уууха, не надо братуууха»?
Парни призадумались. Все знали, но вспомнить не могли.
Через двадцать минут заведение разрывал голос Святослава Вакарчука:
— Обиймы мэнэ, обиймэ мэнэ, обииииймыыы…
Гости с подозрением смотрели на наш столик. Мы заказали еще одну песню Океана Эльзы, и через какое-то время охранник с автоматом уже о чем-то беседовал с девушкой.
Бывший гаишник Леха заснул за столом, положив голову на скрещенные руки. Мы начали сооружать на его макушке пирамиду из посуды. Трепетно, с полной серьезностью выстраивая этаж за этажом: стакан, тарелка, широкая рюмка, бутылка. Сделали пару фото на память. Все почему-то называли его Рыжим, хотя он был шатеном.
Когда Коля вышел в туалет, кто-то из-за соседнего стола попытался познакомиться с его дамой. Вернувшись, он застал ее в беседе с незнакомым человеком.
— Я поехал за стволом, — сообщил он коротко, забыв надеть куртку.
Мы вышли за ним на улицу. Саша пытался успокоить пьяного товарища.
Закурили. Артуру не давала покоя забытая песня.
— Ну пацаны, надо вспомнить название.
— Хочешь я Shazam включу, ты споешь. Может, определит? — предложил я в шутку.
— Давай!
Я вытащил телефон. Артур пытался скопировать голос рэпера, но получалось что-то среднее между регги и частушками бабок из «Кривого Зеркала».
— Ты не накидывааай в ухо, мне меда для уха, не надо братуууха…
Shazam молчал. Я со слезами на глазах предложил спеть медленнее.
— Давай попробуем!
Артур старался. Курившая неподалеку компания подозрительно косилась в нашу сторону.
— Пацаны, хорошо беса гнать, люди уже на вас смотрят.
— Кто смотрит? Пидар пестрый, тебя что-то не устраивает? — Артур воинственно разглядывал куривших зевак.
Началась бурная дискуссия, из которой я не помню и трети.
В следующий момент я уже сидел у Саши дома с бокалом игристого, нежно приобняв за талию какую-то девушку.
.
ДЕНЬ 2. 29.12.14
Проснувшись у брата в зале, я поднял голову и увидел накрытый стол, за которым сидел брат, Юра Денисов и незнакомый парень моих лет.
Юра — бывший спортсмен, шестовик, бронзовый лауреат олимпийских игр в Пекине. В две тысячи втором году в Мадриде, на фуршете, организованном в честь окончания чемпионата Европы, он, пьяный, пытался сделать сальто назад со стола, в результате чего лишился двух зубов и получил шестимесячную дисквалификацию.
Парни с рюмками в руках смотрели National Geographic Channel.
— Лев начинает есть с жопы, — поучительно заметил Юра, — о, Ромчик проснулся.
— Бухать будешь? — с вызовом спросил брат, доставая из сервиза чистую рюмку.
— Надо поправиться, — заискивающе добавил олимпийский призер.
На мне была мастерка Adidas, под которой не было даже майки. Я озадаченно покрутил головой.
— Что ты ищешь? — спросил Саша.
— Я не понял, а где моя футболка?
— Ну приехали, — с ноткой осуждения объявил брат, — ты ж подарил ее своему новому лучшему другу, не помнишь уже?
— Да ладно, кому?
— Президенту федерации спортивной борьбы.
— А-а-а-а… — затянул я, пытаясь вспомнить, когда.
— Алкаш, давай за стол садись.
Брат налил мне в рюмку прозрачную жидкость из чайника.
— Это водка. Я на заводе беру, в пятилитровых баклажках. Для удобства переливаем в чайник.
— Дай я хоть воды попью для начала.
— На том свете воду пить будешь, — подал голос незнакомый парень, сидевший в самом углу дивана. У него были хмельные глаза. Пока я спал, парни не теряли время зря. Подняв рюмку, он торжественно объявил:
— За бомжей и проституцию!
— Полностью поддерживаю, — сказал Саша. Мы чокнулись и выпили.
В комнате витало облако похмельного угара, больного веселья, и у меня, еще пьяного со вчерашнего дня, на душе сразу стало легко и радостно.
— Это наш придворный юморист Константин, работает за выпивку, — представил мне парня в углу брат.
— В первую очередь, я — писатель, — поправил его Костя, протянув мне длинную худую руку через весь стол.
— В каком жанре работаешь? — спросил Юра.
— Фарс, абсурд, деревенская проза.
Мы пили, закусывая макаронами по-флотски. Брат переключал каналы. На экране мелькали кадры боевых действий, сгоревшие дома, раненые солдаты и развороченная техника. Редкие взрывы за окном напоминали, что все это происходит в каких-то десяти километрах от нашего застолья.
— И частенько вы так выпиваете с утра пораньше?
Ребята переглянулись.
— Почти каждый день, с тех самых пор, как бомжи захватили обладминистрацию, — ответил Костя.
— Та не, я тогда еще в Киев ездил. Этот запой начался позже, когда место бомжей заняли пацаны со Славянска.
Юра улыбнулся:
— Думаешь в республике есть другие занятия? Ты мне лучше скажи: ты китаяночку трахнул?
Я отрицательно развел руками.
— Они не очень красивые, если честно. И застенчивые очень.
— Не чпокнул китаяночку?! Чем ты там вообще занимался?! — Юра сильно расстроился.
—Пацаны, у меня совещание в министерстве через двадцать минут. Давай по последней, и я поехал.
— Я пропущу, вы слишком быстро пьете.
— Так она ж слабенькая, в ней градусов тридцать семь.
— Это, конечно, в корне меняет дело.
Брат уехал на совещание, Юра пошел домой, а мы с Костей улеглись спать по разным комнатам.
Через пару часов я проснулся от вибрирующего в кармане телефона. Звонил Гарик:
— Ром, привет, че делаешь?
— Да ниче, откисаю.
— Откисаешь? Я понял. Какие планы вообще на вечер?
— Планы продолжить бухать, я думаю.
— Вот как замечательно. Пойдем к Артурчику, в соньку пошпилим. Я через пятнадцать минут с Рыжим подъеду, выходи под подъезд.
— Добро.
Я позвонил брату. Тот сказал, где лежат запасные ключи от квартиры, и обещал присоединиться к нам в течении часа.
Разбудил Костю, и мы вышли на улицу. Во дворе было темно, как в погребе. Прозвучало несколько сильных взрывов.
— О, вечерний концерт начинается.
— Это к нам или от нас?
— Это от нас. Когда к нам, то взрыв расплывается — тщщщщщ…. — он медленно провел ровной ладонью от груди, словно неторопливо приветствовал Фюрера.
Подъехали наши парни на серебряном subaru. Мы уселись сзади.
— Привет, ребят! — веселым голосом начал Гарик, — какие-то вы невеселые.
— Утром было весело. Надо догнаться.
— А, ну да, я забыл, что вы обычно сутра начинаете. Ромчик, ты бы знал, как они роют. Недавно при мне за вечер вдвоем больше трех литров выпили…
— Ладно, ара, хорош налистывать.
— Пацаны, надо кстати за бухлом заехать, — вставил я слово.
— Да мы, собственно, туда и едем, — хохотнул Леха, выкручивая руль.
— Пусто так у вас, непривычно.
— Та не говори. Видишь эту парковку? — мы проезжали мимо площади Ленина, на парковке не было ни единого автомобиля, — тут раньше вечером стать было просто не-ре-аль-но, — эмоционально ответил бывший работник ГИБДД.
— Мрак, Ромчик, просто мрак, — подытожил Гарик.
Мы заехали в кафе со странным названием «Гуси-Лебеди» и взяли по литру лимончеллы и клюковки собственного производства.
— И пивка надо. Я пиво буду.
— Обязательно, сейчас заедем.
На обратном пути даже с закрытыми окнами и включенной музыкой до нас отчетливо доносились разрывы снарядов.
— Да когда они уже успокоятся, дурачки какие-то, — возмущался Гарик.
— Ну если мозгов нет, то это пиздец блядь, — многозначительно добавил Леха.
Артур жил с матерью, женой и годовалым ребенком в частном секторе, неподалеку от Саши.
Его просторный двор сильно смахивал на заброшенный склад стройматериалов. Последние десять лет здесь постоянно что-то ремонтировали, но довести до ума не хватало то ли денег, то ли желания. Это была одна из причин, по которой друзья за спиной называли его придурком. Любя, конечно. Артур подкупал своим бездонным жизнелюбием. Рядом с ним тяжело было думать о чем-то серьезном.
Хозяин дома поприветствовал нас, деловито расхаживая по двору.
— Пацаны, я решил из сарая весь хлам вынести, надо, чтоб вы подсобили.
— Чувачек, у тебя весь двор — сарай, куда ты его выносить собрался? — поинтересовался Леха, добродушно похохатывая. Легким смешком он сопровождал практически все свои высказывания.
— Не пиздеть, — ответил хозяин, углубляясь в сарай.
Мы с Костей молча наблюдали за манипуляциями Артура, которому помогал Леха и Гарик. Из сарая извлекались какие-то ржавые прутья, пробитые шины, стулья без ножек, полусгнившая деревянная рама от двери.
Приехал брат.
— Что этот наркоман опять затеял? — обратился он ко мне, выражая крайнее презрение к происходящему.
Я не успел ответить.
— Артур, можно тебя спросить, шо вы делаете?
— Хочу из сарая хлам повытаскивать. Сделаем из него баню, а новый сарай там, в углу построю.
— Не хочу тебя, конечно, расстраивать, но у тебя весь двор — сарай.
— Не пиздеть. Скоро закончим.
Саша продолжил свое надменное негодование:
— Ты просто посмотри, что они выносят. Артур, зачем ты хранил порванный календарь coca-cola за две тысячи девятый год?
Отбросив календарь, он вытащил из кучи хлама какое-то красное удостоверение, рассмотрел под одиноко висящим фонарем и тут же согнулся от смеха. Внутри корочки была вклеена фотографии мамы Артура. Документ указывал, что в две тысячи седьмом году она вступила в социалистическую партию Натальи Витренко.
Из дома вышла жена Вика, держа в руках годовалую дочь, поздоровалась кивком и накричала на супруга:
— Артур, я тебя когда просила стирку включить?
— Ну подожди, любимая, ты видишь, я немножко занят, — донесся голос Артура из глубины сарая.
— Я уже пять лет чего-то жду!
Он резко повернулся и с вызовом парировал:
— А зачем ты тогда в загсе «да» говорила?
— Это легко можно исправить, — презрительно ответила Вика. Потом с раздражением обратилась к Гарику:
— Ты принес?
— Да, конечно, — из потайного кармана он извлёк замотанную в газету коноплю.
Вика, передав ребенка в руки Гарика, направилась в сарай. Вытащив из-за угла обрезанную бутылку и ведро с водой, она умелыми движениями произвела все процедуры. После чего забрала ребенка и подобревшим голосом сообщила мужу:
— Я пошла на йогу.
Внутри дома было не намного лучше. Мы сидели в огромном зале, треть которого была отведена под кухню. Потолки высотой с пять метров, стены и пол — непокрытые штукатуркой серые шлакоблоки. Винтовая лестница. Складывалось ощущение, что мы сидим во дворце разорившегося феодала времен раннего средневековья. Чтоб поверить в это до конца, достаточно было убрать из помещения плазму и еще несколько элементов бытовой техники.
Расставим на столе посуду и алкоголь, мы уселись пить. Мать Артура стояла за плитой неподалеку от нас и мешала что-то ложкой в кастрюле, держа в другой руке маленькую внучку. Гарик взял у нее ребенка, наградив его очередью сочных поцелуев. Ребята с подозрением наблюдали за этой нежной сценкой.
— Армянский извращенец, — недовольно прокомментировал брат.
— Дурак ты, Саша. Я люблю целовать детей. Они вкусные, сладкие.
— Понятно. В соньку играть будем?
— Ну надо бы для начала выпить немножко, — с карикатурной назидательностью ответил Леха.
— Пацаны, с чего начнем? — спросил Костя, разглядывая бутылки.
— Давайте с лимончелло, — подал я голос.
— Нет. Давай первый круг — лимончелло, второй круг — клюковка и так по кругу до конца, — Артур разразился смехом, ища поддержки у ребят.
Мы пили одну за одной, ребята делились воспоминаниями. Довоенной время представлялось сущим раем.
— А помните, как Артурчик бомжу шампанское налил и начал жизни учить?
— «Братан, бросай ты эту ношу, займись бизнесом»
— Было дело, — подтвердил Артур. — Костян, ты ж у нас бармен?
— В отставке.
— А сможешь мне сделать шотик из клюковки, лимончелло и пива?
— О, мне кажется, начинает просыпаться Бизон, — сказал мне на ухо брат.
— Что за бизон?
— Бизон, это о-о-о-о-о…. — пояснил Гарик, закатывая глаза от восторга.
— Когда Артур ловит белку, он превращается в Бизона. Такое, как грится, альтер-эго. По типу Халка, — пояснил Костя, разглядывая задние этикетки бутылок.
— Так шо там, Костян, коктейльчик забацаешь? — весело настаивал Артур.
Тот поставил бутылки в ряд.
— Ну в пиве сахара меньше всего. А у этих двух одинаковый уровень, они не лягут друг на друга — смешаются, — с видом знатока Поташева ответил Костя.
— Спорим! — вдруг крикнул Саша и протянул ему руку. — На что?
— Та ни на что, я не буду спорить.
— Ну смотри. Теть Света, дайте, пожалуйста, нож.
Мы сделали ставки. Артур и Рыжий считали, что коктейль получится, а я, Гарик и Костя сомневались в успехе.
Саша налил первый слой — лимончелло.
— А никого не смущает, что даже если этот коктейль получится, то на вкус он будет хуже конского дерьма?
— Фу, Саша, ну и гадость! — возмутилась Света.
— Простите, пожалуйста.
— Нормальный будет коктейль, я отвечаю! — не унывал Артур.
— Ну у Бизона специфический вкус, поэтому я бы не доверял твоей рецензии, — ответил Костя.
В это время брат, практически идеальным вторым слоем залил клюковку.
— Ну что ты, специалист великий. Неудивительно, что без работы сидишь.
— Ну значит в лимончелло сахара больше, чем указано, — возмутился бывший бармен.
— В сраке твоей сахара больше. Просто плотность у нее выше за счет лимонной мякоти.
— Нет там никакой мякоти, она фильтруется.
— И что, она через молекулярное сито фильтруется? Туда все равно мякоть попадает, посмотри на бутылку внимательно.
— Ладно, радуйся.
Саша положил третьим слоем светлое пиво и с довольным лицом победителя передал шот Артуру.
— Спасибо, Александр, выглядит чудесно!
Он встал и торжественно объявил тост:
— Пацаны, давайте выпьем за нас! За то, что мы поддерживаем друг друга в это трудное время и собираемся даже чаще, чем до войны! Это не может не радовать!
— Сомнительная радость.
— Давайте, пацанчики!
— Ура, ура, ура! — загудел Леша.
Мы стоя чокнулись и ждали, пока Артур осушит свой наркоманский коктейль. Тот сделал это с большим энтузиазмом.
— Еще, я требую еще! — сказал он, звякнув донышком рюмки о стол.
— Бизон приближается.
— Пацаны, а как насчет покушать?
— Скоро малой приедет, шашлык привезет, — ответил Гарик.
Я обрадовался:
— О, вечер перестает быть томным.
Через двадцать минут приехал младший брат Гарика — Тигран. Малой был моим ровесником, крупнее и выше брата, в придачу женатым. Поздоровавшись со всеми, он вытащил упакованный в прозрачные ланч-боксы шашлык, одноразовую посуду и сел за стол.
— Слышь, малой, а лаваш ты не взял? — поинтересовался Рыжий.
— Ну вон же лежит.
— А-а-а, виноват.
Все накинулись на еду. Гарик положил мясо на тарелку, прикрыв его сверху лавашем.
— Это зачем, чтоб не остывало? — поинтересовался я.
— Ара, это щтоб лявашь мясом пропиталься, — скорчив «армянское» лицо, пояснил Саша.
Мы засмеялись.
— Брат у тебя дурачок, — сказал мне Гарик. В его повседневной речи не было и намека на кавказский акцент.
— Ну да, так вкуснее же, чем просто сухой лаваш, — низким голосом вступился за старшего Тигран.
Закончив с трапезой, мы пересели на диван к телевизору. Ребята принялись играть в PES на приставке. Всего было два джойстика, поэтому они кинули жребий. Честь играть первыми выпала Артуру и Саше.
Я, Костя и Тигран даже не претендовали на участие.
— Пацаны, не заебало вас в это говно каждый день играть? — спросил недовольным голосом Малой.
— Сам ты говно, — ответил Артур.
— Не заебало во-о-обще, — добавил довольный жизнью Леха.
Игроки с максимально сосредоточенными физиономиями настраивали тактику команд. На непонятные мне манипуляции с расположением игроков у них ушло не меньше пятнадцати минут.
— Братан, они вот так уже полгода играют, почти каждый день, — объяснил мне Тигран.
— Какие полгода? Уже года полтора, — ответил брат, сдвигая правого полузащитника в центр поля.
— И каждый раз радуются, спорят, возмущаются как в первый раз, — добавил Костя.
— А тебе что, завидно, писатель?
— Ну, бывает.
— Завидуй молча, — подытожил Гарик.
Глубокой ночью я проснулся от мощного взрыва. По комнате прокатилась вибрация. Спавший в ногах черный кот уставился на меня возмущенным взглядом. От двухдневного пьянства язык прилипал к небу. Я с трудом поднялся, чтобы сходить на кухню за водой. Потом зашел в спальню к брату.
— Спишь?
— Почти.
— Слышал?
— Я чуть с кровати не упал. С чего-то тяжеленького влупили.
Перевернувшись на другой бок, добавил:
— Ложись спать, завтра с утра на футбол.
— Какой футбол?
— Я что, не говорил? С министром спорта в манеже играем в десять утра.
.
ДЕНЬ 3. 30.12.14
Брат разбудил меня без четверти девять. Он ходил по квартире и с важным видом собирал вещи на игру. Провалявшись какое-то время, я все-таки встал и прошел на кухню. В раковине лежала гора грязной посуды. Стоял запах спирта и свежемолотого кофе — на подоконнике располагалась бытовая кофе-машина. Меня мутило.
— У тебя какой размер педалей? — спросил брат.
— 44… По-моему, я не готов сейчас бегать.
— Думаешь, я готов? У нас в команде трезвых не будет. Кофейка с Baileys не желаешь? У меня тут осталось чуток с хороших времен.
— Не, хватит пить.
— Как знаешь. Значит, иди брейся, говеная у тебя борода.
Он вручил мне электрическую бритву, и я отправился в ванную. Пока я избавлялся от растительности в дверь, позвонили. Приехал Гарик.
— О-о-о, Ромчик, как ты помолодел. Усики решил оставить?
Я посмотрел на брата.
— Как тебе?
Тот недовольно скривился.
— Если хочешь быть похожим на педика, то оставь.
— Понятно.
Гарик не отказался от кофе, но ликер отверг.
— Мы сейчас лучше по баночке опустим, да, Роман? — он вытащил на свет подмотку.
— Не знаю, мне и так не очень.
— Вот как раз подлечит.
Вышли на балкон. Брат не участвовал — в этом вопросе он был принципиальным противником.
— Накуренным ни разу не играл, если честно, — сказал я, откашливая дым.
— Братан, ты бы видел, как Артурчик играет. Два мокрых опустит, сверху банку Revo и побежал разрывать…
Саша постучал в окно, жестами показывая, что пора ехать.
Брат вел машину быстро и уверенно. По дороге мы заехали за Придурком. Тот излучал жизнерадостность, как будто и не было никакого запоя.
У входа в манеж нас ждал Юра, попивая пиво из литровой бутылки.
— Ну ты красавчик, еще бы в зал в с ним зашел, — деловито упрекнул его Саша.
— Че такой злой? На лучше выпей.
— Не очень хочется дышать на министра перегаром. Хотя он у меня и без пива, походу, не дай божэ̒…
Мы переоделись в раздевалке и зашли в зал. В воздухе стоял сильный запах резины, точно такой же, как десять лет назад, когда наши отцы брали меня и Гарика играть с ними по воскресеньям. Я знал этот манеж как свои пять пальцев. Нахлестнула ностальгия. Я размяк, и с удовольствием бы посидел полчаса на лавочке, но все участники уже активно разминались, и через несколько минут началась игра.
Мне досталась роль голкипера. Ребята старались. Юра бегал много, но бестолково. Гарик был самым техничным в команде, но передерживал мяч, за что вызывал на себя всеобщий гнев. Артур, похоже, не отказался от традиции водных процедур перед игрой и, несмотря на активность, плохо понимал, что происходит. Команда противников состояло из мужчин от тридцати пяти и старше. Самым полезным был сам министр — маленький, юркий и техничный, он делал игру и отчитывал своих товарищей за их оплошности.
Я стоял в рамке и угорал с происходящего, изредка успевая за летящим в мою сторону мячом. Пацаны злились, но я не мог ничего с собой поделать — меня накрыло и держало до самого конца.
После игры ребята намерились попить пивка, но я решил, что мне нужен перерыв, и брат отвез меня домой. Я принял душ, нашел в холодильнике мамин борщ, с большим удовольствием съел две тарелки и полный блаженства задремал в своей кровати.
Мать вернулась с работы и обрадовалась, застав меня дома.
— Нагулялся? Я уже волноваться начала.
— Да, сегодня дома.
— Надо было позвонить, я бы купила что-то приготовить. Ладно, что-нибудь придумаю.
За окном усиливался грохот артиллерии. Мы болтали о пустяках, мама рассказывала о работе, о бабушке, которая летом попала в гущу боевых действий. В июле фронт сдвинулся, и деревня Красный Партизан, возле которой была наша дача, оказалось непосредственно на линии боевых действий. Снаряды буквально летали над головами дачников, иногда падая на огороды и дома. Мама никак не могла ее забрать, потому что все дороги к деревне были перекрыты. Бабуля и другие пенсионеры большую часть времени проводили вместе, в самом, как им казалось, надежном подвале, а в редкие часы затишья выходили поливать свои овощи. Благо, что у всех стариков имелись стратегические запасы круп и консервов, но от сильного стресса она все равно сильно исхудала. Война добралась даже туда, хотя мне по наивности всегда казалось, что дача — это место, где можно укрыться при любых катаклизмах.
Пока не стемнело, я решил выйти на спортивную площадку школы №14, расположенной в трех минутах ходьбы от дома. Облегчить похмелье неспешной зарядкой на турниках и брусьях.
По пути к школе я не встретил ни одного человека. Часы показывали 16-00. По пустой дороге одиноко промчалась легковушка. Морозный воздух обострял чувства. Землю припорошило — с неба падали крупные хлопья снега.
Мертвую картину улиц нарушали только разрывы снарядов. Перед разминкой я по привычке включил плеер и вставил наушники, но тут же сообразил, что они ни к чему. Грохот, доносившийся с разных сторон, бодрил сильнее, чем любая музыка.
Красные брусья сильно контрастировали с белым снегом. Двигаясь то вверх, то вниз, я смотрел прямо на дорогу, по которой проследовала небольшая колонна с военной техникой. Пустые улицы слушали войну, и звук взрывов, как мяч от пинг-понга, отражался между пятиэтажками. Я улыбался.
К девяти часам вечера гром орудий достиг предела. Отвлечься на кино или книгу было невозможно. Я лежал с ноутбуком и читал местные сводки о разрушениях. Затем включил онлайн-трансляцию с одной из камер, расположенной на крыше торгового центра, неподалеку от ЖД вокзала и аэропорта. В темноте вспыхивали снаряды, и динамики, с небольшой задержкой, дублировали доносившиеся с улицы звуки взрывов.
Адреналин играл, но я не испытывал страха, ведь до центра редко что-то долетало. В нашем подъезде был подвал, который можно было использовать как бомбоубежище, и мать сложила в стопку все документы, чтоб захватить их с собой на случай быстрой эвакуации.
В личке появилось новое сообщение от Дмитрия Цветкова.
«Привет, Роман. До меня донесла разведка, что вы сейчас находитесь в столице Донецкой Народной Республики, городе-герое Донецке?»
Я скинул ему свой новый номер, и мы продолжили разговор в телефонном режиме.
В студенческие годы Дима был неординарным человеком: курил много дури, играл на бас-гитаре в метал-группе и носил длинные волосы. Увлекался военной техникой и историей войны, в особенности немецким вермахтом. К концу учебы он коротко подстригся и на какое-то время даже бросил долбить. Сразу после института пошел работать на шахту горным мастером и работал там все эти годы. На сегодняшний день, сказал Дима, ему не платят зарплату уже четыре месяца, поэтому пару недель назад он решился на увольнение.
Дима предложил встретить новый год вместе. В студенческие годы мы пересекались в общих компаниях, но близкими друзьями никогда не были. Я без особых раздумий согласился — не хотелось снова пить в той же компании.
.
ДЕНЬ 4. 31.12.14
Проснулся я около полудня. Ночью меня два раза будили громкие взрывы, после которых я подолгу не мог уснуть.
В утренних сводках написали, что один снаряд угодил в дом на соседнем перекрестке. Еще один на спортивную площадку школы №14, которую я посещал накануне вечером.
Позвонил Гарик. Поздравив с наступающим новым годом, спросил, смогу ли я помочь ему перевезти вещи из съемной квартиры в дом к родителям. Его жена вчера сильно испугалась усилившейся стрельбы, и они, оставив все сумки, в экстренном режиме уехали ночевать к родителям Гарика в центр.
Я согласился.
Нельзя сказать, что эта квартира находилась в эпицентре событий, но от нее до аэропорта было около семи километров, поэтому опасность попадания существенно возрастала.
Через полчаса Гарик уже сигналил под мои окнами. Он был задумчив. Мы молча ехали по пустым дорога в тишине, которую изредка нарушали уже привычные разрывы орудий.
— Ребята, давайте жить дружно, — обратился он к воображаемым военным, и артистично добавил сквозь зубы:
— Твари, блядь.
Мы припарковались во дворе. Тротуар у подъезда был плотно усыпан стеклом разбитых окон. Несколько женщин, одетые в куртки поверх домашних халатов, подметали осколки. Мы подняли головы, оценивая разрушения.
— У тебя какой этаж?
— Пятый.
— Целое?
— Не видно, пошли.
Мы поднялись в квартиру. Осмотрели кухню и зал. Следов разрушений не наблюдалось. Затем прошли в небольшую спальню: большая двухместная кровать была усыпана стеклом. На ближней к окну подушке лежал острый треугольник размером с ладонь. Я удивленно засмеялся:
— Ты тут спал? Вовремя вы переехали.
— Не говори.
Мы прошли на балкон, аккуратно переступая битое стекло. Нам открылся вид на многополосное шоссе.
— Вон, смотри, выбоина в центре дороги. Походу от нее и отлетело сюда пару кусков.
Прибравшись в спальне, мы спустили часть сумок в машину и вернулись назад. Гарик позвонил хозяину. Тот попросил Гарика заклеить чем-то разбитые окна, чтоб на случай снега или дождя балкон не залило водой. Сам он этого сделать в ближайшее время не мог, так как находился в Крыму. Мы кое-как выполнили его просьбу с помощью целлофановых пакетов и скотча.
На обратном пути Гарик был еще мрачнее:
— Походу валить отсюда надо, Ромчик.
— Сто процентов.
— Вот только куда? Может, в Краснодар поеду, там дядя должен помочь с работой. Ты когда уезжаешь?
— Послезавтра в Киев, а пятого самолет до Нью-Йорка.
Тот глянул на меня и рассмеялся.
— Васечка, я бы сейчас тоже не отказался. Прикинь там кокаииин, клууубы, тееелочки, — размечтался Гарик, правой рукой делая скретч на невидимом виниле.
— Да я там проездом, на полдня всего.
— Ну не в Сургут же ты потом летишь. Хотя, мне кажется, даже в Сургуте сейчас веселей, чем у нас.
— Для тех, кто воюет, я думаю, тут как раз и весело.
— Это да. Больные люди.
Около шести вечера я поехал к Диме. Путь к нему был неблизким — полчаса на такси по незагруженным дорогам. Родители купили ему однушку на окраине города, в десяти минутах ходьбы от шахты, на которой он до недавнего времени работал.
Дальше спального района были только терриконы и степь — хорошее место для размещения орудий разного калибра. Снаряды регулярно улетали по украинским позициям и, естественно, прилетали назад. Иногда по домам, котельным и парковкам.
Но Дима не унывал. У него была приставка, бас-гитара и стабильные поставки ганджубаса. Накопленные средства с некогда хорошей зарплаты горного мастера позволяли пожить какое-то время в свое удовольствие.
Мы тепло поздоровались и пошли закупать праздничную провизию в расположенный неподалеку супермаркет. Выбор еды я полностью делегировал Диме:
— Так, ну оливье мы по-любому сделаем, а как ты смотришь насчет пиццы?
— Давай.
С видом матерого повара, он ходил между рядов магазина, собирая все необходимые ингредиенты. Я решил сэкономить время и пошел выбирать алкоголь. Когда мы встретились, Дима осмотрел мой выбор и одобрительно рассмеялся.
— Чудесно, чудесно. А как ты смотришь на Pepsi?
— Как угодно.
— Это утвердительный ответ?
— Да, бери.
— Замечательно, прекрасно, — его смех был заразительным.
Направляясь к подъезду с переполненными пакетами, мы вспомнили, что надо купить сигарет. Дима повел нас к ближайшему табачному ларьку.
Забирая сдачу, я поблагодарил продавщицу:
— Дякую.
Мой спутник посмотрел на меня с веселым удивлением:
— Не знаю, конечно, как там у вас в Китае, но у нас на районе лучше избегать использования таких словечек.
— Я машинально. После Киева, наверное.
— Ну ничего страшного, вроде бы никто за нами не гонится. Ух, сейчас банкет закатим! Спасибо, что приехал, я правда очень рад. Тут малость одиноко сейчас, друзей вообще не осталось, разъехались все.
— Понимаю. Мне тоже в Китае было одиноко, особенно первые полгода. По дому скучал сильно.
— И как справлялся?
Я призадумался.
— Ты знаешь, я просто понял, что это никуда не денется. Как гул старого холодильника на кухне — если о нем постоянно думать, то можно сойти с ума. Надо отвлекаться.
— Согласен. И чем отвлекался?
— Да по-разному. Познакомился с музыкантами из Пуэрто-Рико, рэп с ними читал на английском.
— Нормально-нормально. А китаяночку чпокнул?
Квартира производила приятное впечатление: минимализм, темные тона и хорошая мебель. Жилье покупали недорого и в плохом состоянии. Сэкономленные средства пошли на отличный ремонт, стиль которого тщательно выбирал сам хозяин. Он очень любил свое гнездо и грустил от мысли, что его придется скоро покинуть — с работой на шахтах в Донецке ближайшее время можно было забыть.
Мы начали выпивать на кухне, параллельно стряпая оливье и прочие закуски. Поначалу разговор не клеился. Вспоминали студенческие приключение, общих друзей.
— Кстати, у меня до сих пор лежит твоя книжка, мемуары фельдмаршала Кейтеля! — вдруг вспомнил Дима и засмеялся, — и самое обидное, что я ее так до сих пор и не прочитал.
— Бывает. А чем ты сейчас в отпуске, так сказать, занимаешься?
Дима призадумался, на секунду прервав шинкование вареной колбасы.
— В основном курю и в Battlefield играю. Знаешь, как чудесно, когда за окном гремит арта, а я еще на включаю на полную громкость… Звук в игре, надо сказать, весьма реалистичен. Соседи в шоке. Думают, наверное, что войска укро-армии прорвали оборону и в подъезде ближний бой идет.
За такими разговорами мы закончили приготовления и принялись носить посуду в зал. Затем пошли в ванну. У Димы был изысканный брелок ручной работы тюремного мастера, который чудесным образом превращался в колпак.
За столом он сразу накинулся на еду. Я зачем-то попытался его остановить:
— Да подожди хоть двадцать минут, еще успеем налопаться.
— Да какие двадцать минут! — возмутился Дима с набитым ртом, — за двадцать минут можно половину гуманитарного конвоя съесть!
Несколько часов беспрерывного гедонизма изгнали из наших мозгов остатки стыда и адекватности. Мы бурно поиграли в Mortal Combat, после чего Дима извлек из чехла свою бас-гитару и подключил к комбику. Начался концерт. Он исполнял песни Metallica вперемешку с неизвестными мне мелодиями, под которые я просто завывал или на ходу сочинял оды Сатане. Дима каждый раз включал на планшете метроном, но попасть в ритм не мог.
— Не могу попасть, прикинь, не могу попасть!
Приближалась полночь. Завершив перформанс, мы вышли покурить на балкон. Морозный воздух уже не трезвил. Наступала фаза откровенных бесед.
— Ну скажи мне, Дима, что ты дальше будешь делать?
— Не знаю, Рома. Будущее туманно. Тут точно ничего не светит… Сейчас веду переговоры. Может, в Харькове получится, но это еще не точно.
— Понятно. Я вот тут три дня пожил, и какое—то ощущение, как тебе объяснить… Тяжело вот так просто сидеть, и слушать, как воюют. Поучаствовать, что ли, хочется.
— Бывает такое, но с другой стороны…
Я не дал ему закончить фразу:
— Ты же всегда увлекался войной, насколько я помню. Вот она наступила. Не тянет тебя?
— Войной увлекался, говоришь. Ну, а если меня убьют? Кто продолжит славный род Цветковых? Я вообще пожить хочу, хочу посмотреть, как растут мои дети, маленькие цветочки…
— Вот ты какой, оказывается, — я глубокомысленно кивал.
— Я вообще жизнь люблю, понимаешь? Мне нравится жить! А если не убьют, а калекой сделают? — Дима затушил бычок, — пошли в зал, сейчас куранты бить начнут.
Мы сели за стол, подняли стаканы.
— Хлеб ты, конечно, нарезал… Безалаберно.
— Не все ли равно, Дмитрий?
— Как говорил наш начальник участка Виктор Михайлович Нестеренко: «Больше всего в жизни я не люблю безразличие»
— Надо запомнить. Серьезный мужик?
— Мудила редчайший.
— Давай за то, что б новый год был…
— Давай просто за то, что был! — прервал меня Дима, и рассмеялся, — учитывая нынешнюю ситуацию, этого достаточно.
За окном, вместо привычных фейерверков, под сопровождение пулеметных очередей в небо взлетело несколько осветительных ракет. Так в Донецк пришел год две тысячи пятнадцатый.
Я стремительно терял контроль над ситуацией. Дима предложил мне попробовать сыграть в гонки — для этого дела у него имелся специальный руль-гарнитура, который он пять минут пытался прикрепить к столу.
— Никогда не играл так?
— Нет.
— Восхитительно, ты будешь шокирован, насколько это реалистично.
Я уселся поудобнее, пытаясь сконцентрироваться на расплывающейся в глазах картинке. Процесс был и впрямь впечатляющим: руль крутился туго, и приятно вибрировал на поворотах. Через полминуты вождения мне стало плохо, и я побежал в ванную. Став на колени я долго облегчался, а когда закончил, не смог найти силы вернуться назад. Подо мной был пол с подогревом, и было неимоверно трудно покинуть это блаженное место.
— У тебя там все хорошо? — поинтересовался Дима.
— У меня все отлично. Я хочу тебе сказать, что теплый пол — это одно из лучших изобретений человеческого разума…
— Смотри, не засни там. А то уже были случаи.
— Я постараюсь.
Через пять минут пришел хозяин квартиры и помог мне добрать до кровати. Он оказался куда выносливей меня.
— Я буду спать, если ты не против.
— Я не против. Я уже и диван разложил, как видишь.
— Ты любезен, как моя бабка, — поблагодарил я товарища, свернувшись эмбрионом у стенки кровати.
— А ты не против, если я еще чуть-чуть поиграю? А то спать еще не хочется.
— Желаю тебе удачи в этом нелегком деле, — бормотал я, засыпая.
— Ну спасибо тебе, дружище.
.
ДЕНЬ 5. 1.01.15
Я проснулся пьяным. Было одновременно хорошо и плохо. Слегка похмелившись, я вызвал такси, и мы вышли на улицу. Стояло ясное морозное утро. На горизонте возвышались два заснеженных террикона. Пошатываясь, я любовался родным пейзажем.
— Когда я еще увижу эту степь? — язык заплетался то ли от мороза, то ли от выпитого.
— Степь? Тебе правда хочется ее видеть? — таким же голосом ответил Дима.
— Конечно. Мне нравится.
— Значит, в Google Maps посмотришь.
— Не то.
Дима рассмеялся.
— Ромарио, да вы в стельку пьяны!
Подъехала машина. Мы тепло попрощались.
— Всего наилучшего тебе. Удачного пути.
— Давай, Димон. Держись тут.
Водитель был интеллигентным мужичком за сорок. Мы обменялись поздравлениями. Путь был длинным, завелась беседа. Я рассказал ему о своих приключения по дороге в Донецк. Он понимающе кивал. Когда я закончил, он нецензурно выругался по поводу кадровой политики армии ДНР и решил рассказать мне свою историю.
С началом боевых действий в Донецке начались перебои с сотовой связью. С чем это было связано, никто из гражданских толком не знал, но поговаривали, что военные глушат сигнал. В квартире могло не быть связи, но стоило ее покинуть, и сигнал улучшался. Пару месяцев назад его дочь вышла из дома под подъезд, чтоб поговорить со своим парнем. Было около одиннадцати вечера. К ней подошел мужчина в военной форме, и потребовал предъявить документы. Она стояла в тапочках и домашней одежде и, естественно, паспорт с собой не взяла. Предложила подняться в квартиру за документами. Тот в резкой форме отказался и потребовал проследовать с ним к ближайшему блокпосту. Девушка сопротивлялась. Между ними завязалась борьба, она пыталась вырваться и забежать назад в подъезд. Через несколько минут противостояния ополченец нанес ей сильный удар армейским ножом в спину и скрылся. Она, истекая кровью, добралась до квартиры и попросила родителей вызвать скорую.
Три недели провела в реанимации. Большая потеря крови и разрыв кишечника. Врачи справились, но рана заживает медленно, и сейчас она лежит в общей палате с приделанным к животу калосборником.
— Три следака дело вели. Нашли его через месяц, она опознала. Спрашивает, что вы с ним сделаете? «Расстрел». А она им: «Я не желаю ему зла», — он грустно рассмеялся, — в двадцать два года чуть не умерла ни за что ни про что, но зла ему не желает.
— Добрая, — прокомментировал я удивленно.
— Ну да. Бабы, что тут скажешь.
Мать что-то стряпала на кухне. Мой внешний вид вызвал у нее сочувствие. Она выразила надежду, что в последний день я не стану напиваться. Завтра дорога, и с перегаром у меня снова будут проблемы на блокпосту.
— Не переживай, я схожу на пару часов, с пацанами попрощаюсь.
Провалявшись пару часов в полудреме, я позвонил брату. Он заспанным голосом пригласил меня в гости.
— Гарик скоро ехать будет, позвони ему, пусть заберет тебя.
Через час мы ехали к Саше.
— Ромчик, надо было видеть, как эти животные вчера нажрались. Мне страшно туда заходить. Придурок там, наверное, полквартиры уничтожил.
— Да я тоже неслабо накидался. А ты где отмечал?
— Я с семьей встретил. Зашел к ним потом на пару часиков, и ошалел.
Брат молча открыл дверь.
— С новым годом, Александр! — издевательски воскликнул Гарик.
— Ага.
Мы разулись. Я прошел на кухню попить воды, отдирая носки от липкого пола. Чистого стакана не нашлось. Грязной посудой было заполнено все, включая подоконник.
В зале ситуация была не лучше. Стол был усеян мутными рюмками, некоторые даже стояли вверх дном.
— Да, ребята, умеете вы отдохнуть.
— Не бзди, армян.
— Привет, чувак, — обратился я дремавшему в углу дивана Косте. Тот резко встал и принялся активно растирать лицо руками.
— Привет, ребят, — Костя посмотрел на нас хмельными глазами, — пить будете?
— Будем, — ответил за нас брат, — только рюмок чистых нет. Пойду сполосну.
Костя включил ТВ. Последним каналом, который смотрели вчера парни, был ТНТ Комедия. Он с отвращением посмотрел на экран, но переключать не стал. Павел Воля общался с празднично одетыми гостями.
— О, это же рэпер Клубничка. Давно не виделись, дружище, — сказал карикатурным голосом брат, вернувшись из кухни с чистыми рюмками.
Гарик возмутился.
— Ля, пиздун! А говоришь, Дом-2 не смотришь.
— «Ля пиздун» — это пройдоха с французского, — пояснил мне Костя.
— Я не смотрю это дерьмо. Но рэпера Клубничку, к сожалению, знаю.
— Ну да, ну да.
Брат принялся разливать из чайника какую-то красноватую жидкость.
— Мне не надо, — сказал Гарик.
— А что это ты такое льешь?
— Это праздничный коньяк.
— Тоже с пятилитрового бутыля?
— С него, родимого. Отличная вещь, должен сказать. И стоит, как водка.
— Сбалансированный букет с нотками гвоздики и спелого мандарина, — подтвердил Костя.
— Ну, с Новым Годом.
Я поинтересовался, как прошел вчерашний праздник. Оказалось, что неплохо, только Бизон зачем-то поломал несколько цветков в горшках, а Рыжий чуть не захлебнулся во сне блевотой — проходивший через зал в туалет Саша услышал подозрительные звуки и вовремя перевернул пьяную тушу на бок.
Вскоре пришел Артур и сходу предложил поиграть в приставку. Брат с Гариком поддержали. На экране замелькали виртуальные футболисты.
Я безучастно пялился в стену.
— Что там, Ромчик, говорят, в четырнадцатую школу вчера прилетело? Это ж возле тебя?
— Да, позавчера ночью.
— Точно, позавчера.
— И еще один в дом на перекрестке. Откуда эти прилеты? До центра же, вроде, с украинских позиций не достать, — поинтересовался я у ребят.
— А хер его знает. Диверсанты какие-то, говорят.
— Я читал, что у них какой-то специально оборудованный мусоровоз, в котором установлена пушка, — поделился информацией Гарик.
Пацаны засмеялись. Брату понравилась эта идея:
— Да, сто процентов. Ночью по пустым улицам ездит мусоровоз и стреляет по домам. А после выстрела с максимальной скоростью в сорок км/ч лихо скрывается с места преступления.
— А представь, как его на перекрестке останавливает военная коменда: «Ваши документики», — Костя развеселился.
— «Один момент», — отвечает водитель и достает из бардачка РПГ.
— Дурачки, что вы несете? Люди гибнут, это вам не шутки, — пробурчал Гарик, активно манипулируя джойстиком. Его мадридский «Реал» проигрывал донецкому «Шахтеру», которым управлял мой брат.
Гарик проиграл, очередь перешла к Артуру. Активная жестикуляция и громкие комментарии не помогли ему победить.
— Шара, шара!
— По-любому, — лениво ответил победитель, — давай выпьем.
В дверь позвонили. Пришел Леха. Поздоровавшись со всеми за руку, он взял джойстик и уселся на диван.
— Ну что, с кем играю?
— Ни с кем, отдай эту штуку Гарику, — ответил Саша.
— Чувачек, сейчас моя очередь… — Гарик снисходительно протянул руку за джойстиком.
— В смысле твоя очередь? Вы ж играли до меня, дайте мне сыграть, — возмутился Леха.
— Бывших гаишников не бывает, походу. Знаешь, что такое очередь? — продолжал брат.
— Да иди ты в очко, я специально приехал, чтоб поиграть.
— Ну блядь, какая честь! Дойдет очередь — поиграешь!
— Идите в жопу все, я не отдам джойстик, — резюмировал Леха, приправив фразу характерным смешком.
Так продолжал еще долгих пятнадцать минут. Все, кроме брата, уже согласись отдать ему очередь, но Саша не собирался идти на уступки.
— Пусть играет, щас вылетит по-быстрому, да и все, — сказал Гарик.
— Будет играть, когда очередь дойдет.
— Саша, ты шо, бухой? Мы так до утра сидеть будем! — возмутился Артур.
— Бухой вчера цветы на балконе ломал, а я в порядке.
Костя и я, переглядываясь, молча наблюдали за сценой.
Брат встал из-за стола и торжественно, с расстановкой произнес:
— «НЕ СТАНУ НА КОЛЕНИ ПЕРЕД ВЛАСТЬЮ!», — после чего отправился на кухню за коньяком, прихватив с собой джойстик.
— Брат твой, походу, уже тю-тю, — сказал раскрасневшийся Леха, и все-таки отдал контроллер Гарику.
Я повел плечами. Их спор наводил тоску.
— Не надоедает вам такая жизнь, пацаны?
— Нормальная у нас жизнь, у многих и этого нет, — уверенно возразил Артур.
— Все равно ты сдохнешь, и никто через десять лет тебя не вспомнит.
Я удивленно посмотрел на брата.
— Ну то, что не вспомнят — это понятно. Я имею в виду, что время можно интереснее проводить.
— С этим не поспоришь.
Костя поднял рюмку:
— Мы пьем, чтоб отупеть! Мы пьем, чтоб стать счастливым, чтоб сбросить с себя оковы цивилизации!
— Шамбала! — зачем-то крикнул Артур и рассмеялся.
Мы выпили, звонко стукнув рюмками.
— Пойду-ка я домой, — сказал Гарик, с отвращением глядя на пацанов.
Я глянул на часы.
— Я тоже. Завтра ехать утром.
— Куда? Ты уже уезжаешь?
— Ну да.
— Так не гони, давай еще побухаем! — подбадривал Артур.
— Не, ребят, надо идти. Не хочу я уже пить.
Брат тоже посмотрел на время, и утвердительно кивнул головой.
— Гарик, подкинешь его?
— Конечно, поехали.
— Не надо, я пешком хочу прогуляться.
— Паспорт с собой?
— Да.
— Ну, тогда, удачи. Завтра, как договаривалась, в девять я у тебя под подъездом.
Тепло со всеми распрощавшись, я побрел домой.
Город стоял в полумраке. За двадцать минут пути мне попалось два пешехода. Две закрытые аптеки, кафе и пиццерия. Гостиница, подъезд к которой был наглухо закрыт железными воротами. Полностью черная офисная башня — деловой бизнес-центр из прошлой жизни. Большие, когда-то подсвечиваемые билборды — те, что оборвались, те, что рекламировали давно прошедшие довоенные концерты или закрытые рестораны, и те, что на фоне флага ДНР, призывали к патриотизму и героизировали армию.
Большая транспортная развязка была равномерно присыпана снегом. Никаких следов шин. На следующем перекрестке одиноко стоял заведенный Ваз 2108, за рулем которого с сигаретой во рту сидел пожилой военный в серо-зеленом тулупе.
За горизонтом заработал град. Из-за огромного расстояния между мной и орудием, свистящий звук залпа походил на какой-то мощный новогодний фейерверк, выпускающий реактивную очередь раскаленных снарядов.
Дома я спросил маму, почему бы ей не уехать к сестре в Москву, хотя бы на время активных боевых действий. Она ответила, что не может оставить бабушку. А та наотрез отказывалась покидать Донецк.
— Говорила с ней уже сто раз. Она не поедет. Не волнуйся, я справлюсь. Вот будет у тебя мама старая, ты тоже ее не бросай.
К концу следующего дня я уже был в Киеве, благополучно миновав все блокпосты, а еще через трое суток моя нога ступила на западное полушарие.
Почти все, с кем я гулял эти дни в Донецке, весной уехали из города.
Первое время я не скучал по дому. Только иногда хотелось вновь послушать тревожный грохот артиллерии.